Идущие впереди века. Из рассказов геолога - Анатолий Музис

– Уходите. Мы будем раздеваться.

Они уходят. Вокруг трава в рост человека, но Векшин не боится оторваться, так как за ними уже тянется тропа. Над головой комарья видимо-невидимо.

Они поспешно минуют луг, поднимаются на берег и разводят дымокур. Здесь их и догоняют женщины.

Комарьё

8

В Балашиху вернулись на третий день к вечеру. Несмотря на усталость, женщины, сбросив с себя рюкзаки и куртки, пошли на реку мыться. Майка и куртка Векшина так же пропотели до того, что были мокрыми. Он последовал примеру женщин и, когда окунулся в теплую вечернюю воду, почувствовал, как сразу смыло с него пот и усталость дальнего пути. Но купаться долго не было никакой возможности. Стоило только показаться над водой, как мошка роем набрасывалась на обнаженное тело. Векшин выскочил и на ходу отмахиваясь майкой, побежал во двор к спасительному дымокуру.

Двор был безлюден. Любовь Андреевна с остальными в избе уже разбирали образцы, а посредине двора стоял незнакомый Векшину человек. Он, видимо, только что вошел и собирался пройти в избу, но, увидев Векшина, выжидательно остановился. Это был мужчина ниже среднего роста, плотный, коренастый и, судя по густой с проседью бороде, пожилой. Высокие болотные сапоги и острый прищур стариковских глаз изобличали в нем охотника.

В накомарниках

– Прибыли, стало быть… – сказал он, после того, как они нагляделись друг на друга.

– Прибыли, – сказал Векшин.

– Та-ак… – удовлетворенно протянул старик. – А кто же у Вас тут будет начальник?

В интонациях его голоса было столько добродушия, что Векшин сразу почувствовал расположение к этому человеку.

– У нас тут все начальники, – весело ответил он ему. – Вам какого?

– Главного, – сказал старик.

– Главный в избе. Женщина, такая седая.

– Женщина? – переспросил старик, как бы сомневаясь в том, что женщина может быть начальником, да еще главным, но, уловив смеющийся взгляд Векшина, ничего не сказал и вошел в избу. Через несколько минут Любовь Андреевна позвала туда и Векшина. Он вошел. Комнату, еще три дня назад похожую на обычную комнату любой деревенской избы, нельзя было узнать.

На полу, на разостланных листах бумаги были разложены образцы, по углам были сложены спальные мешки, рюкзаки, вьючные ящики, стояли ружья. По стенам висели плащи, куртки, полевые сумки. За столом, притиснутым к окну, сидела и писала Надежда Николаевна. Володя и Валентин ползали среди образцов, Любовь Андреевна стояла рядом со стариком и, держа в руке образец какой-то породы, протянула его Векшину.

– Посмотрите, что нам товарищ принес.

Векшин взял образец.

– Где Вы его достали? – невольно вырвалось у него. Он держал великолепный образчик магнитного железняка.

– А так что есть у нас тут такая речка Веснянка, будете спускаться увидите. Так вот, годов пять этак назад охотничал я там. Там и подобрал. Вижу камень стрелку на компасе отклоняет, значит, соображаю, есть что-нибудь полезное, а, как знаю, интересуетесь вы такими камушками, вот и сберег.

Думаю, должны когда ни то и в наши отдаленные места понаведаться…

Старик, видимо, «не любил поговорить» и Векшин прервал его:

– И много там таких камней?

– Да хватает, однако. В ином месте прямо из земли торчат.

– А Вы нас не проведете туда?

– Э, нет, мил-человек. Вы, однако, сами по земле дорогу знаете, а у меня свои дела. Я только принес, так что, думаю, раз интересуются люди, может надобность есть…

– Есть, есть, – поспешил заверить его Векшин.

Старик потоптался еще немного, попросил закурить «столичных», но, раз затянувшись, смял папироску и сказал:

– Слаба она против нашeнской махорочки-то, – пошел из избы.

9

К Веснянке двинулись тремя отрядами. Голубева с Худолеевым и Володей плыли по реке, обследуя ее берега. С ними же плыл и Костя с радиостанцией. Надежда с Валентином и Никитиным шли с лошадьми коренным берегом. Векшину выпала самая тяжелая задача – обследование притоков. Со Столетовым он отклонялся от реки, затем снова спускался к ней, обгонял лодку Голубевой и опять уходил по какому-нибудь притоку, пропуская ее вперед.

Перед разделением на отряды

У Веснянки они снова сошлись и простояли целый день. Сравнивались образцы, обобщались записи, сводились воедино фотосхемы, наблюдения одного дополнялись показаниями другого, делились соображениями, что можно ожидать в местах, где они еще не были. Векшин собирал все сведения о полезных ископаемых. Он отобрал некоторые шлихи Никитина и Худолеева, переконвертовал некоторые из них, составил общую карту взятия шлихов.

На следующий день, взяв лодку и, усилив свой отряд Худолеевым и Володей Доброхотовым, он отправился вверх по Веснянке. Веснянка, как и Чернушка, мелководная, вся в зарослях речонка. Раз в год по ней идет большая вода, но сейчас, что ни метр, то валун, что ни поворот – какая-нибудь каверза.

– Не река – змея, лешак ее задери, – ругается Худолеев. Он кормовым веслом направляет лодку, Володя Доброхотов со Столетовым тянут ее бечевой, Векшин на веслах, но не гребет, а отталкивается от валунов.

– Речней… Бережней… – кричит Худолеев. – А черт! Курья-то, вишь…

Лоток для отмывки шлихов

Его объяснение запаздывает. Лодку снова наносит на камни. Поминая господа бога и всех святых, Худолеев лезет в воду. Все они давно мокрые, но упорно продвигаются вперед. За пол дня сделали всего шесть километров, а надо спешить.

Худолеев сталкивает лодку на быстрину, она натягивает бечеву. Столетов оступается и вода сразу перекрывает его. Он вскакивает мокрый, дрожащий. Лодку подруливают к берегу. Худолеев сразу раскладывает костер, а Векшин достает смену своего белья, свитер и запасные брюки и дает Столетову переодеться. Володя берет ружье и идет «посмотреть» что-нибудь к ужину… Он поистине неутомим. Да и Векшину некогда отдыхать. С Худолеевым они моют шлихи. Потом Векшин возвращается, а Худолеев вызывается помыть еще. Векшин не препятствует. Он знает, Худолеев ищет золото, что ж, пусть ищет.

Векшин проходит выше по течению и за поворотом замечает крупное обнажение. Разрывая черно-зеленый занавес тайги, оно широким скалистым выступом нависает над рекой. Он взбирается к нему и видит широкую сильно перемятую складку с круто падающими темными прослоями.

Непонятная слабость овладевает им. Он опускается на ствол поваленного дерева и долго, не отрываясь, смотрит на возвышающуюся перед ним скалу.

– «Так вот оно, это место, – думает он. – Отсюда и сыпется та щебенка, которая повсеместно встречается по реке».

Как бы прослеживая путь скатывающихся обломков, он переводит взгляд вниз. Там, между деревьев, застыла черная гладь Веснянки. На противоположном берегу темным валом простирается лес. Солнце уже опустилось за его вершины и лес темен, только лиственные деревья на просвет отдают сединой, да бликуют отдельные листья.

Векшин сидит откинув сетку. Мошка вьется у его лица. Она сегодня добрая и кусает не так сильно. Вокруг шуршит высокая, в рост человека трава. На всю жизнь он запомнит это место.

Стук топора возвращает его к действительности. Солнце село и Столетов с Худолеевым, очевидно, готовят дрова для ночлега.

Векшин откалывает образец и возвращается к месту их остановки. Там уже пылает жаркий костер. У костра один Столетов. В чужой одежде, как новорожденный, он сидит и смотрит в огонь, ни дать, ни взять, как Векшин на Чернушке.

– Жив? – нарочито сурово спрашивает Векшин. Ему кажется, что по отношению к Столетову это самый лучший воспитательный прием, но Столетов уже давно разгадал его и неожиданно говорит:

В маршруте…

– Чудной Вы человек, Илья Семенович. Вроде как сердитый, а зла в Вас нет.

– Ну, ну… – ворчит Векшин.

– А Вы знаете, – вдруг продолжает Михаил. – Ведь я тогда про ботинки просто так сказал. И не топил я их вовсе.

– Куда же ты их дел? – уже заинтересованный спрашивает Векшин.

– Проел, – просто говорит Столетов. – Денег не хватило до Чернорильска, я и продал их. Летом можно и босиком.

Он молчит некоторое время и видимо, чтобы у Векшина не оставалось на этот счет недоумений, добавляет:

– Из заключения я шел. Вы слыхали наверно.

– Слыхал, – подтверждает Векшин.

– Я ведь не по дурному делу, – горячо принимается объяснять Столетов. – Мамка у меня померла, а отца еще на войне убили. Жить трудно было, вот я и поехал…

– Куда же это?

– В Ташкент. Сняли меня с товарняка, не послушался, второй раз сел, сняли меня опять и вот, год отработал.

– Ну, это беда небольшая, – говорит Векшин и чувствует, что с этого момента между ним и Столетовым устанавливается взаимопонимание.